Эрик Френк Рассел - Космический марафон [сборник]

Бывают писатели, прямо-таки созданные на утеху грядущим исследователям и биографам. За примерами далеко ходить не надо. Возьмем хоть Даниэля Дефо, прекрасно известного всем нам с младых ногтей. Что за судьба! Купец, шпион, политический деятель, журналист, писатель-причем не просто беллетрист, а человек, по сути дела заложивший основы современной английской прозы… Хоть роман о нем пиши, хоть классическое литературоведческое исследование — на все материала в избытке. И немудрено, что многие современные писатели, искренне заботясь о благе критиков, лихо измышляют себе авантюрные биографии, творя прижизненную легенду.

Как тут не вспомнить язвительный пассаж из романа Фрица Лейбера «Серебряные яйцеглавы»? Помните: «Гаспар де ла Нуи мыл посуду в парижских ресторанах, работал стюардом на космическом лайнере, был ассистентом в подпольном абортарии (по заданию криминальной полиции), шофером такси на Монмартре, камердинером виконта, чьи предки участвовали в крестовых походах, лесорубом в сосновых лесах Французской Канады, изучал межпланетное бракоразводное право в Сорбонне, проповедовал гугенотство среди черных марсиан и служил тапером в публичном доме. Принимая мескалин, он мысленно перевоплощался в пятерых знаменитых французских сводников и воссоздал для себя все перипетии их бесславной карьеры. Он провел три года в психиатрической лечебнице, где дважды пытался до смерти избить медсестру. Великолепный аквалангист, он продолжил на Венере бессмертные традиции своего соотечественника капитана Кусто и стал свидетелем подводных оргий венерианских русалок»? И это, заметьте, о человеке, чья жизнь была «уж слишком спокойна, слишком животно-безмятежна даже для писателя-профессионала». Каково, а? Впрочем, одно очень точное замечание здесь есть. Если жизнь писателя-профессионала не будет пусть не слишком, но хотя бы более или менее спокойной, у него попросту не останется времени писать.

К превеликому моему сожалению, Эрик Фрэнк Рассел не озаботился обзавестись подобной фантастической биографией.

И даже о реальной его жизни нам известно очень и очень немногое — прежде всего потому, что яркими внешними событиями она не была богата. Он родился в 1905 году в Англии, в 1937 году дебютировал как писатель фантастическим рассказом «Сага о Пеликане Уэсте», опубликованным в американском журнале «Эстаундинг сториз», и продолжал заниматься литературной деятельностью до самой смерти, до 1978 года. Бесхитростная фабула, не правда ли?

Однако тут мне приходят на память слова Юрия Олеши: «Человек жил, жил и умер. Вот самый фантастический сюжет».

Вот и давайте поговорим о сюжете. Не о внешних, фабулярных событиях, а о внутреннем мире, мире мыслей и идей, в котором Рассел жил и который с завидной активностью творил сам.

Один из первых переведенных на русский язык рассказов Рассела был опубликован в десятом томе старой шестидесятых годов, подписной «Библиотеки современной фантастики» — любители жанра прекрасно помнят и ценят это по сей день ее устаревшее издание. Но вот любопытная деталь: в справке об авторе категорично утверждалось: «Рассел Эрик Франк — американский писатель-фантаст». Грешным делом тогда я приписал подобную ошибку исключительно безграмотности составителя оных справок. И лишь много позже до меня дошло, что в каком-то смысле он был глубоко прав: англичанин по рождению, Эрик Фрэнк Рассел в своем творчестве, да позволено мне будет сказать, переамериканил большинство американцев, взяв на вооружение и успешно используя торопливую, скачущую, порой кажущуюся рваной стилистику американской фантастической прозы тридцатых-сороковых годов. Это не было ни случайностью, ни прихотью. В самой Великобритании — периодических изданий, специализирующихся — на фантастике, в те годы почти не было. И едва ли не всем, кто хотел подвизаться на поприще НФ, приходилось выходить к читателям при посредстве многочисленных американских журналов, а значит, и вступать в острую творческую конкуренцию с заокеанскими коллегами. Но только Рассел зашел в американизации своей стилистики так далеко.

Объяснялось это вовсе не врожденной восприимчивостью или способностью к стилизации. И даже не только влиянием более опытных американских коллег, хотя вряд ли сыщется начинающий писатель, не испытавший на себе чьего-то влияния. Так и Рассел — в значительной мере ранние его рассказы были написаны под Стоили Вейнбаума (увы, российскому читателю он по сей день известен мало, переведена пока лишь весьма несущественная доля его литературного наследия — хотя одна «Марсианская одиссея» чего стоит!). Однако подлинные причины куда глубже. В эти годы Рассел всерьез увлекся психологией — психологией как наукой. И хотя в отличие от Альфреда Э. Ван-Вогта, которому также были свойственны подобные интересы, впоследствии, практически никто из расселовских героев и персонажей не стал профессиональным психологом, однако так или иначе сталкиваться с решением зачастую весьма непростых психологических проблем приходилось многим из них — вспомните, например, исключительно тонкий по психологическому замыслу рассказ «Немного смазки».

Из множества течений и школ, существовавших в то время в психологической науке, ближе всего Расселу оказался бихевиоризм; это направление родилось в США в 1913 году — заявочным столбом послужила статья доктора Дж. Б. Уотсона «Психология как наука о поведении» — и к тридцатым годам приобрело достаточное распространение и популярность. Основоположники бихевиоризма полагали, будто до сих пор вся психологическая наука была чисто виталистической, поскольку выросла из философии, корни которой, в свою очередь, уходят в религию. Сам же бихевиоризм впутываться в длительные дискуссии о сознании, подсознании и коллективном бессознательном, а уж тем более — о душе не испытывал ни малейшего желания. В первом грубом приближении суть его можно определить формулой С х Р, где С — стимул к действию (цель), а Р — реакция, то есть само действие. Поведение человека (а следовательно, и человечества) складывается с этой точки зрения из множества отдельных действий, проследив каждое из которых можно понять суть человеческой психологии в равной мере как индивидуальной, так и коллективной. Подход, разумеется, упрощенно механистический (современный бихевиоризм куда сложнее), но ведь и время-то было какое — Великий Конвейер, Святой Форд… В приложении же к изящной словесности бихевиоризм означал — замещение потока сознания потоком активности — то есть, в просторечии, прямого действия. Герои произведений, написанных с раннебихевиористских позиций, практически не тратят времени на рефлексию да прочие пустопорожние размышления. Они действуют. Без раздумий. Если же раздумья все-таки имеют место, то читателям предлагается самостоятельно их реконструировать, исходя из поступков персонажей. Все это было свойственно многим писателям — бихевиористские идеи оставили в литературе (по преимуществу в американской, однако отчасти — и в европейской тоже) глубокий след. Приглядевшись к творчеству Эрика Франка Рассела, вы и сами убедитесь в этом без особого труда.